Теперь понятно, как ты попала на стажировку в галерею «Тейт», подумала Доминик. Какая же я дура! С чего я взяла, что мужчина будет просто так оказывать благодеяния такому страшилищу, как я? Патрисия видела, что противник разбит в пух и прах: Доминик сидела неподвижно, глядя прямо перед собой... Но остановиться Патрисия уже не могла:
— Знаете, я не очень хочу, чтобы ему удалось найти картину: если он на этот раз потерпит неудачу, то, может, его выгонят наконец из Скотленд-ярда и мы заживем как нормальная семья. Мы ведь собираемся пожениться в ближайшие два месяца. — Как и все прирожденные лгуны, Патрисия врала уверенно и вдохновенно. — Я считала, что мы должны пригласить вас на свадьбу, но Сидней меня остановил, объяснив мне, что вам это будет не по средствам... Все-таки он очень деликатный и чуткий человек, правда? Мне до сих пор стыдно, что я не подумала о том, что вы не можете позволить себе платье по индивидуальному заказу в отличие от других наших гостей, да и вам придется где-то останавливаться, а отели в Лондоне очень дорогие...
Патрисия вообще-то могла бы и не стараться, подвергая Доминик все новым и новым унижениям, — та все равно уже ничего не чувствовала.
— Простите меня, ради Бога, я, наверное, говорю ужасные для вас вещи, просто я хочу объяснить, почему мы не приглашаем вас на свадьбу: Сид заявил, что не позволит, чтобы вы чувствовали себя неловко.
Доминик встала из-за стола, не заметив, что уронила чашку.
— Извините, мне надо идти...
— Не беспокойтесь, я вас подвезу.
— Спасибо, не надо. Я хочу пройтись пешком.
— Но здесь до вашего отеля очень далеко!
— Я хочу пройтись пешком, — тупо, как робот, повторила Доминик и ушла, забыв попрощаться.
Даже Патрисии стало неловко, когда она увидела, в каком состоянии ушла соперница. Она выскочила на улицу следом за Доминик, но той уже и след простыл.
То, что Доминик в тот вечер не попала под автобус или просто не потерялась в огромном городе, было настоящим чудом. Она шла, не выбирая направления и ничего не видя перед собой. Внутри у нее образовалась пустота, и в этой пустоте тяжело перекатывалось что-то огромное и неживое, что не давало ей дышать, думать и чувствовать.
Много позже, когда все было позади, Доминик часто задавала себе один и тот же вопрос: почему она так легко попалась в ловушку, которую для нее расставила Патрисия, почему ни на секунду не усомнилась, что та говорит правду. Где же был ее хваленый здравый смысл? Как можно было так с ходу отбросить собственные чувства, которые говорили ей, что Сидней Харпер искренне дорожит ею, и поверить, что он ее просто использовал? А ответ между тем лежал на поверхности: чтобы заметить ловушку, надо допустить саму возможность, что тебя кто-то хочет поймать. Доминик просто не приходило в голову, что Патрисия может считать ее угрозой для себя, что она будет с ней бороться. Она настолько невысоко ставила свою женскую привлекательность, что не допускала и мысли, будто первая красавица Лондона может считать ее соперницей... Причем очень опасной.
Потом Доминик так и не смогла вспомнить, по каким улицам она шла в тот вечер, как попала к себе в гостиницу и рухнула на кровать. Из глубин ее оглушенного болью сознания время от времени всплывала только одна мысль, даже не мысль, а тихий жалобный стон: хочу домой, к маме!
Утром Доминик проснулась рано, ощущая внутри все ту же боль и пустоту. Наверное, теперь со мной так будет всегда, вяло подумала она и тут же поняла, что ей это в сущности все равно.
Когда в девять утра Джейн Пауэрс пришла на работу, у дверей своего кабинета она обнаружила Доминик.
— Привет, Домино, — поздоровалась она, внимательно глядя на девушку. Та выглядела бледной и изнуренной. — Ты ко мне?
Доминик медленно подняла голову и тихо произнесла, не глядя на нее:
— Я хотела бы с вами поговорить, миссис Пауэрс.
— Конечно, заходи, — встревоженно произнесла Джейн, пропуская ее в кабинет впереди себя.
Войдя в кабинет, Доминик остановилась и так и осталась стоять у дверей. Обеспокоенная Джейн взяла ее за руку и почти силой усадила на стул.
— Миссис Пауэрс, — без всякого выражения произнесла Джейн, по-прежнему глядя куда-то в пространство. — Чрезвычайные семейные обстоятельства, о которых мне не хотелось бы говорить, вынуждают меня прервать свою стажировку и сегодня же уехать домой.
— Ну что ж... — Джейн растерянно пожала плечами. — Жаль, конечно, так внезапно с тобой расставаться, но ничего не поделаешь. Мы все будем очень скучать по тебе. Если тебе это еще интересно, могу сказать, что тебя, по моему мнению, ждет неплохая карьера. Работала ты замечательно. Если нужно, я готова предоставить тебе самые лучшие рекомендации.
Джейн выглядела такой расстроенной, что Доминик нашла в себе силы сказать ей несколько слов:
— Но так или иначе я скоро должна была возвращаться в Бельгию. Мне было здесь очень интересно, миссис Пауэрс, вы многому меня научили. Я всю жизнь буду вам благодарна.
Доминик встала со стула, и обе женщины обменялись теплым рукопожатием.
Доминик намерена была лететь самолетом. Мысль о том, что она будет пересекать Северное море на пароме наедине с собственными горькими мыслями, была невыносима. Надо было еще позвонить родителям, сообщить о своем возвращении. Доминик попыталась придумать какую-нибудь причину своего внезапного приезда, чтобы не волновать мать и отца, но вскоре оставила эти безуспешные попытки: они все поймут и не будут ни о чем спрашивать...
Позвонив домой, Доминик наскоро уложила свою дорожную сумку, попросила портье присмотреть за ней пару часов и отправилась покупать подарки. Она купила сигары «Хемлет» отцу и шелковый шарф — матери, а потом заглянула на почту, так как вспомнила, что забыла кое с кем попрощаться. Звонить матери Сиднея она не решилась, а написала ей письмо. Послание вышло короткое и не очень искреннее, так как основной ее задачей было ни словом не упомянуть о Сиднее. Доминик еще раз поблагодарила миссис Харпер за два чудесных вечера, которые она провела у нее дома, передала горячий привет абердинскому терьеру Брюсу и пожелала всего наилучшего. Поскольку еще не наступил полдень, можно было надеяться, что завтра утром ее прощальное письмо уже прочитают.