Перед тем как опустить конверт в почтовый ящик, Доминик задумалась: может, все-таки стоит позвонить миссис Харпер и попрощаться лично? Нет, так будет лучше: она просто тихо исчезнет и завтра никто о ней не вспомнит.
Доминик взяла такси, заскочила в отель за вещами и довольно быстро оказалась в Хитроу. Выйдя из машины, Доминик чуть растерялась, таким огромным показалось ей здание аэропорта. Когда она нашла зал отправления, то растерялась еще больше — столько там было народу. Причем все, кроме нее, прекрасно знали, куда им идти. Доминик взяла себя в руки и, найдя кассу, купила билет до Брюсселя. До посадки оставалось еще минут сорок, куча времени, уверяла себя она, лихорадочно пытаясь разобраться в многочисленных надписях и указателях. Она заставила себя прочитать каждый по два раза, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Похоже, мне надо направо, думала она, ожидая, пока ей оформят посадочные документы.
— Ваши документы, пожалуйста. — Любезный служащий протягивал ей билет и паспорт.
Доминик, машинально поблагодарив его, подхватила дорожную сумку и тут же выронила ее, так как увидела, что прямо к ней с радостной улыбкой на лице идет Сидней Харпер. Сделать вид, что она его не видит, схватить сумку и быстренько убежать? Уже поздно... Доминик напряглась и замкнулась в себе, ожидая, когда он приблизится и заговорит с ней. Если бы все ее чувства не сковало холодом, она бы заметила, какими сияющими глазами смотрит на нее Сидней.
— Доминик, как ты здесь оказалась? И почему ты с дорожной сумкой? — Он помолчал, ожидая ее ответа, потом добавил: — Ужасно рад тебя видеть!
— Я лечу домой, — сказала Доминик, делая вид, что не услышала последней фразы.
— Ты уезжаешь? Но почему? — искренне удивился Сидней.
— Мне нужно, — коротко ответила она, всем своим видом показывая, что не намерена обсуждать эту тему. — Извините, мне надо идти, иначе я могу опоздать на самолет.
— По-моему, мы давно на «ты». — Сидней пристально смотрел на Доминик. — Домино, почему ты уезжаешь?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Поездка прошла удачно?
— Вполне, — нетерпеливо отмахнулся он от вопроса. — Домино, почему ты...
— Значит, вы нашли картину... А грабителей поймали? — не выдержала она.
— Ну, не совсем, но... — Сидней вытаращил глаза. — Погоди, откуда ты узнала? Тебе кто-то сказал, что я работаю в полиции? Кто?
— Но ведь это правда? — Она смотрела на него холодно и спокойно.
Сидней отвел глаза в сторону.
— Да, это правда...
— Тогда какая разница, кто мне сказал. Всего хорошего, мистер Харпер. Простите, что больше не смогу быть вам полезной в вашем нужном и благородном деле... — Она резко развернулась и пошла прочь.
— Полезной в моем деле? — ошеломленно повторил за ней Сидней. — Что за чепуха? — В три гигантских шага он нагнал ее и попытался остановить. — Домино, тут какое-то недоразумение...
Доминик продолжала прокладывать себе путь через толпу, делая вид, что не видит и не слышит его. Сидней понял, что начинает злиться, как всегда злятся мужчины, когда не понимают, что происходит с женщиной. Он остановился, сердито глядя ей вслед: ну и пусть себе уезжает, если она такая дура! А он-то все эти дни только о ней и думал, даже почти совсем решился порвать с Патрисией. И, как все мужчины в подобной ситуации, он, разумеется, не мог злиться вхолостую: надо было обязательно продемонстрировать Доминик, как она его рассердила и оскорбила.
— Тебе не туда, — буркнул он, снова оказавшись рядом и чуть ли не силой вырвав у нее сумку. Он довел ее до зоны таможенного досмотра и свирепо швырнул сумку на стойку, всем своим видом показывая, как Доминик несправедлива к нему. — Все, дальше я идти не могу, — сказал он куда-то в пространство, потом покосился на нее: Доминик не обращала на него ни малейшего внимания... — Счастливо долететь, — сказал он, вложив в эти два слова столько горького сарказма, сколько смог, развернулся и пошел прочь.
— Все-таки как хорошо дома! — сказала Доминик, сидя вечером того же дня в гостиной родительского дома.
Уже не меньше часа она рассказывала отцу и матери про свою жизнь в Лондоне, про Джейн Пауэрс и свою работу в галерее «Тейт»... Имя Сиднея Харпера не было упомянуто ни разу, хотя она и не скрыла от них, что познакомилась с его матерью и дважды была у нее в гостях.
— А есть ли какие-нибудь шансы, что полиция найдет картину? — поинтересовался менеер ван Блоом.
Доминик напряглась.
— Я краем уха слышала, что шансы есть, но толком ничего не знаю, — поспешила она закрыть тему.
— А мистера Харпера ты часто видела? — спросила мать.
— Буквально пару раз, — сказала Доминик как можно небрежней. — Он очень занятой человек, весь в работе.
— Я обязательно позвоню ему, надо же поблагодарить человека за то, что он был так добр к тебе... — улыбнулся отец.
— Не надо ему звонить. — Доминик произнесла это очень тихо и спокойно, но так твердо, что отец не стал задавать ей никаких вопросов и молча согласился. И только мать внимательно посмотрела на дочь. Она отметила темные круги под глазами Доминик и взгляд, который иногда без всякой на то причины вдруг делался неподвижным и пустым...
— Ладно, — улыбнулась Доминик, — теперь вы рассказывайте, как здесь идут дела. Наверное, работы невпроворот, ведь через несколько недель надо открывать экспозицию.
— Работы, как всегда, хватает, — рассмеялся менеер ван Блоом. — Но особой спешки нет.
— Я готова включиться хоть сейчас, — сказала Доминик, потом гордо добавила: — Знаешь, какая я теперь умная и ученая!