— И чего же это, интересно, я в них не понимаю?
— Например, того, что у нее действительно мог кто-то быть в Остенде и она вполне могла принять его предложение, когда решила, что ты ее не любишь, просто чтобы доказать самой себе — не тебе, а именно себе, — что она переживет твое безразличие. А может, она и вправду собирается замуж. Но ты должен по крайней мере заставить ее сказать тебе об этом прямо. Поезжай к ней и скажи, что любишь ее. Посмотри, что она тебе ответит, и только тогда решай, что тебе делать дальше.
— Ну дальше-то понятно: если она скажет, что любит меня, — это одно, а если нет — вернусь домой не солоно хлебавши.
— Нет, мой дорогой, ты безнадежен! — вздохнула миссис Харпер.
— Так. Хорошо. — Сидней начал злиться. — А как на моем месте поступил бы отец?
— Твой отец меньше всего интересовался бы тем, что ему говорит женщина, он боролся бы за нее до тех пор, пока она не скажет, стоя у алтаря, «да» другому мужчине. Уходи, Сид, и не возвращайся ко мне до тех пор, пока не сможешь с чистой совестью сказать самому себе, что ты сделал все, что мог. Дай мне возможность гордиться тобой, сынок!
— Ты будешь мною гордиться, мама, обещаю, — улыбнулся Сид.
Будь на то моя воля, думал Сидней следующим утром, пробираясь к себе на работу в бесконечном потоке машин, я сейчас ехал бы не в Скотленд-ярд, а в Хитроу и во второй половине дня уже был бы в Остенде. Однако его воли не было, а была воля папаши Ралфа, чтобы специальный агент Харпер сидел у него в кабинете и готовил заключительный этап операции «Рейнольдс».
Всю первую половину недели Сидней пропадал на работе не просто с утра до вечера — его все эти дни вообще не было дома, даже обедать приходилось прямо на рабочем месте сандвичами и пивом.
В среду вечером наконец появилась надежда, что ближайшие два-три дня ему удастся выкроить для решения своих личных дел. Завтра вечером, думал Сидней, я уже буду пересекать на пароме Северное море. Однако, прежде чем отправляться покорять сердце Доминик, надо разобраться с Патрисией. Прямо сейчас он ей позвонит, пригласит куда-нибудь поужинать, где они спокойно смогут поговорить и он все ей честно объяснит...
Патрисия взяла трубку, но заявила, что сегодня она не сможет с ним поужинать.
— Я убегаю на благотворительный бал в Челси, — торопливо объяснила она. — Там весь Лондон будет, я просто не могу пропустить. Ты не представляешь — это будет главное событие сезона, принц-консорт и принц Уэльский обещали прийти. Я вернусь очень-очень поздно. Позвони мне в конце недели, и мы сможем встретиться. Пока, милый. — И она положила трубку, даже не дождавшись его «до свидания».
Я не могу ждать до конца недели, сказал себе Сидней, положив трубку. Если Патрисия вернется сегодня поздно, значит, завтра с утра она никуда не пойдет, а будет отсыпаться часов до двух. Что ж! Значит, завтра утром он нанесет ей визит.
Сидней решил, что стоит пожалеть свою бывшую, как он надеялся, невесту и не выдергивать ее из постели ни свет ни заря. Поэтому он приехал к ней в полдень.
Корректная горничная, увидев Сиднея, явно замялась. Мисс Барнхем, оказывается, еще не вернулась из Челси. Правда, она звонила полчаса назад и сказала, что скоро будет. Может, мистеру Харперу угодно будет ее подождать?
— Спасибо, Дейзи, — сказал Сидней. — Мне очень даже угодно будет подождать мисс Барнхем.
Он прошел в гостиную и сел на один из розовых пуфиков, которые так обожала Патрисия. Он вежливо отказался от предложенного Дейзи чая и позволил себе немножко помечтать. Интересно, что сейчас делает Доминик? Наверное, она, как всегда, нарядилась в свой синий рабочий халат, густые волосы цвета бронзы стянула в хвост на затылке и собирается приступить к реставрации какого-нибудь шедевра... А может, как раз в эту минуту она гуляет по берегу моря; тогда волосы у нее спрятаны под косынку, они все время норовят выбиться наружу, а она их поправляет... А вдруг она вертится перед зеркалом в свадебном платье?.. Нет, об этом думать невыносимо!
Он услышал, как открылась входная дверь. Раздался громкий голос его невесты и столь же громкий смех какого-то мужчины. Патрисия, как обычно, не снизошла до того, чтобы поздороваться с горничной, и Дейзи, видимо, решила, что для нее настал сладкий час реванша: она не сказала своей хозяйке, что в гостиной ее ждет мистер Харпер.
Перед дверями гостиной Патрисия и ее спутник, чей голос показался Сиднею странно знакомым, по какой-то причине замешкались, и он невольно услышал их разговор.
— Мик, хороший мой, — сказала Патрисия, видимо продолжая начатую ранее тему, — ты же знаешь, что можешь со мной делать что угодно... Если ты прикажешь, я не выйду за него замуж... Но, умоляю, не делай этого!
— Чего ты так боишься, признавайся?
Мик? Какой Мик, лихорадочно соображал Сидней. Неужели Мик Ксавье? Он весь подобрался, ожидая, когда они войдут.
— Чего я боюсь? Ты знаешь, чего я боюсь... — продолжала Пат. — Я боюсь твоей абсолютной власти надо мной!
Наступила тишина, а потом раздался звук, который Сидней без труда опознал как долгий страстный поцелуй.
Потом снова заговорила Патрисия, теперь в ее голосе явственно звучали томные нотки:
— Брак с Сидом ничуть не помешает нам, милый: он же идеальный муж, лучше него может быть только капитан дальнего плавания: Сид постоянно в разъездах, вечно занят своей работой — мы сможем видеться сколько угодно.
— Мне мало этого, — раздался рык Мика Ксавье. — Обещай, что будешь приходить ко мне всякий раз, когда я этого захочу.
— Да... Я обещаю!